Когда ты окажешься в аду, скажи, что ты от Дейзи.
— Давай выработаем систему сигналов. Когда я со всех сил даю тебе локтем по роже, это значит «заткнись». Ты поняла?
— Я поняла…
Человек, дергающий за рычаг, ломающий шею, будет беспристрастным. Беспристрастие — есть сама сущность правосудия. Ибо правосудие, совершенное с пристрастием, всегда в опасности не быть правосудием.
Мне сложно поверить, что горожане выбрали тебя на какую-либо должность, кроме покойника.
Друг по переписке — практически настоящий.
— Как давно, говоришь, работаешь на Минни?
— Пару месяцев.
— Знаешь, вот будь ты здесь два с половиной года назад, то ты бы увидел знак, висевший прямо над баром. Может, Минни рассказывала?
— Нет.
— Хочешь знать, что за знак, синьор Боб? «Собакам и мексиканцам вход воспрещен». Я помню этот знак с самого первого дня работы заведения, и он висел над баром каждый день. А сняли его оттуда два года назад. Знаешь, почему? Минни стала впускать собак. Наша Минни почти всех любила, но она не могла терпеть всех мексиканцев.
Вешать надо только отъявленных, но отъявленных обязательно надо вешать.
— Я смотрю, ты не терзаешься из-за того, что везёшь вешать женщину.
— Под «женщиной» ты её подразумеваешь? Нет. Не терзаюсь…
Итак, тебя разыскивают. За убийство. Ради моего примера предположим, что ты это сделала. Джон Рут хочет отвезти тебя в Ред-Рок, чтобы осудить. Если тебя признают виновной, горожане тебя повесят на площади, и я, как палач, сделаю свою работу. И, если соблюдены все эти моменты, это — то, что наша цивилизация считает правосудием. Однако, если родственники и близкие того, кого ты убила, стоят за этой дверью — прямо сейчас! — и если, выбив эту дверь, они возьмут, вытащат наружу и повесят тебя за шею, — это будет называться самосуд. Итак, хорошо в этом самосуде то, что он прекрасно утоляет жажду. А плохо то, что он не всегда бывает справедлив. Но, в конечном счете, в чем реальная разница между ними? Реальная разница — во мне. В палаче. Мне неважно, что ты сделала. Я не получу удовольствия от твоей смерти. Это моя работа. Повешу тебя в Ред-Роке, перееду в другой город и повешу кого-то еще. Человек, дергающий за рычаг, ломающий шею, будет беспристрастным. Беспристрастие есть сама сущность правосудия. Ибо правосудие, свершенное с пристрастием, всегда в опасности не быть правосудием.
Знаю, что американцы не любят, когда такая ерунда, как капитуляция встаёт на пути хорошей войны.
Дверь — дерьмо.
— Это у тебя письмо от Линкольна?
— От Линкольна что?
— Ну, письмо. От Авраама Линкольна.
— Президента Авраама Линкольна?
— Да. Друзья по переписке.
— С президентом?
— Извини. Я слышал, что у вас у кого-то есть письмо от Авраама Линкольна. Думал у тебя.
— Не у него. У чёрного парня, он в конюшне.
— У нигера в конюшне есть письмо от Авраама Линкольна?
— Да.
— У нигера в конюшне есть письмо от Авраама Линкольна?
— Что? Какого чёрта? Он уже сдавался.
— Слишком долго сдавался, я ему помог.
— Хорошо в самосуде то, что он весьма жаждоутоляющ. Плохо же то, что он, скорее, несправедлив, чем справедлив.
— Не в твоём случае. Ты-то сама напросилась. А другие — не то, чтобы.
— Но в конце-то концов, а что их различает?
— А различие — это я. Вешатель. Мне-то плевать, что вы сделали. Мне от вашей смерти никакого удовольствия. Это работа. Я вешаю вас в Ред-Роке, еду в следующий город, вешать кого-то там. Тот, кто дёрнет рычаг — человек, из-за которого хрустнет ваша шея, будет бесстрастным. В бесстрастии суть справедливости. Ибо справедливый суд, совершённый без него, рискует перестать таковым быть. Аминь…
— Знаю, американцы не склонны давать такой мелочи, как безоговорочная капитуляция, помешать славной войне…
— Но тебя совсем-совсем не будет грызть совесть за повешение женщины?
— Крючка, на который женщина не нажмёт, не изобрели, потому вешателю приходится вешать женщин.
— Чёрт, Оззи. С такого боку я не думал.
— Когда дело касается паршивых ублюдков, то с ними лишь одно работает. На деле надо лишь вешать паршивых ублюдков. Но паршивых ублюдков надо вешать…
— Бывал бы ты тут два с половиной года назад, знал бы, что над баром висела табличка.
— Минни не рассказывала?
— Нет.
— Знаешь, что было на ней написано? «Собакам и мексиканцам вход воспрещён!» Она повесила табличку в день открытия вот этой вот лавки. Она висела над баром каждый день, пока где-то пару лет назад она её не сняла. Знаешь, почему это произошло? Она начала пускать псов. Минни любит почти что всех, но уж явно не мексиканцев…
«Омерзительная восьмёрка» (англ. The Hateful Eight) — американский вестерн 2015 года режиссёра и сценариста Квентина Тарантино. Жанры: вестерн, криминал, триллер, драма, детектив. Награды: фильм был удостоен премий «Оскар», BAFTA и «Золотой глобус» за музыку Эннио Морриконе.
Сюжет фильма:
Действие происходит в горах Вайоминга спустя несколько лет после Гражданской войны. Охотник за головами Джон Рут, прозванный «Вешателем», везёт на арендованном дилижансе преступницу Дейзи Домергу в городок Ред-Рок. По пути Рут встречает ещё одного охотника за головами — чернокожего отставного майора северян Маркуиса Уоррена, и молодого южанина Криса Мэнникса, который представляется Руту и Уоррену как новый шериф Ред-Рока. Надвигающаяся метель загоняет героев в «Галантерейную Минни» — постоялый двор, где уже обосновались мексиканец Боб, бывший генерал Конфедерации Стэнфорд Смитерс, ковбой Джо Гейдж и палач Освальдо Мобрей. Джон никому не доверяет, чуя, что кто-то из них — сообщник Дейзи, и, возможно, все они не те, за кого себя выдают.
В главных ролях: Сэмюэл Л. Джексон — майор Маркус Уоррен, охотник за головами. Курт Рассел — Джон Рут, по прозвищу «Вешатель». Дженнифер Джейсон Ли — Дэйзи Доминг, заключённая. Уолтон Гоггинс — Крис Мэнникс, шериф. Демиан Бичир — Боб/Марко, мексиканец. Тим Рот — Освальдо Мобрей/Инглиш Пит Хикокс. Майкл Мэдсен — Джо Гейдж/Грауч Даглас, ковбой. Брюс Дерн — генерал Сэнфорд Смитерс, конфедерат.
Эх, братцы, вот это кино я вам скажу — не фильм, а чистое золото! Как там у них говорится: «В этом доме все равны, как в могиле». Вот и я вам скажу — равных этому шедевру в нашем времени не сыщешь!
Снял его сам Квентин Тарантино, и снял так, что аж дух захватывает. Сидишь, словно в салуне за кружкой холодного пива, и не можешь оторваться. А эти персонажи — ну чисто банда головорезов из преисподней! Каждый со своим секретом, каждый готов перерезать глотку соседу.
Актёры играют так, что аж сердце замирает. Сэмюэль Л. Джексон со своим Маркусом Уорреном — ну чисто дьявол во плоти! А Курт Рассел в роли Вешателя — ну просто загляденье! И все эти разговоры, разговоры… «Я не люблю сюрпризы, особенно когда они с ручкой и спусковым крючком».
А музыка — Эннио Морриконе, чтоб его! — так и играет в ушах, словно ветер в прериях. И эта метель за окном, и эти стены, давящие на тебя… Всё как надо, всё по-настоящему!
В общем, парни, если вы ещё не видели — бегите, пока ноги носят! Это вам не какой-то там вестерн, это — искусство, братцы! «Когда я говорю, все слушают», — вот так и этот фильм говорит с тобой, и ты слушаешь, затаив дыхание.
Пять звёзд из пяти, и то мало будет! Такого кино ещё поискать надо.